Бабушкины воспоминания
Раиса Абрамовна Королева (Подорожанская)



Когда у меня находится время, чтобы тихо посидеть и задуматься о жизни моей семьи, вспоминаются те катаклизмы, которые все время сотрясали жизнь моих родственников. Я всю жизнь прожила с мамой (вплоть до ее смерти в 1979 году) и поэтому много знаю о ее семье и жизни ее родителей.
Родилась моя мама, Ханна-Хайца Шмулеевна Подорожанская (Левит), в Поневеже в 1896 году, в семье многодетной и была восьмым ребенком, а всего было десять детей. После мамы родились еще две дочери. Мой дед Шмуль Левит имел свой дом: на первом этаже были обувной магазинчик, маленькая столовая для студентов и две комнаты, сдававшиеся для студентов внаем. Это, как теперь говорят, малое предприятие обеспечивало неплохую сытую жизнь большой семьи.

Семья Левит, Ханна в красной рамке
Дети этой большой семьи разъехались по всему миру. Один из маминых братьев жил в Африке. Старшая, а затем и самая младшая сестры жили в Америке. Ко времени начала Первой мировой войны семья мамы бежала из Поневежа на Украину в город Кременчуг. Они потеряли все свои «владения», и, как рассказывала мама, немцы отняли у них все золотые украшения.
В 1919 году мимо их снятого жилья шел солдат. Он обратил внимание на красивую девушку с волосами, черными, как воронье крыло, и большими черными глазами. Мама, по рассказам родственников и своей старшей сестры, была самой красивой из сестер; когда у них был магазин, отец велел ей там находиться, чтоб красотой своей привлекать покупателей.
Так вот этим солдатом был Подорожанский Абрам Иосифович (Абрам Ицхов Иоселевич), заведующий госпитальной аптекой стоявшей в Кременчуге дивизии. Мой папа, Абрам Иосифович, в 1911 г. окончил Киевский университет с отличием. Поступил он в этот университет, преодолев ценз на национальность (на данном факультете могли учиться не более шести процентов евреев от общего числа поступивших).
Кременчуг был папиным родным городом. В их семье было 3 брата и сестра. В описываемое мною время деда уже не было в живых: он умер в 1914 году от холеры. Папина мама родила своего старшего сына в 15 лет, ее выдали замуж в 14. Папа любил рассказывать, как они, дети, забирались на чердак, где хранились ватная юбка и ватный лифчик, в которые была одета бабушка в день свадьбы, чтобы выглядеть пышкой. Дети примеряли эту бутафорию и хохотали.
... Молодые полюбили друг друга и поженились. Маме шел двадцать третий год, папе - двадцать девятый. В 1920 году в Кременчуге родился их сын Иосиф. На Украине было очень голодно. Родители мамы вернулись в Поневежес, восстановили частично свой дом и магазинчик. Мама получила письмо от своей старшей сестры Ревекки Мейерович с приглашением приехать в Ярославль, где можно найти работу и жилье. Отец к тому времени уже демобилизовался, и семья переехала в Ярославль. Когда они получали паспорта, паспортист посоветовал им сменить «трудные» имена на звучавшие более привычно. Мама вместо Ханы-Хайцы Шмулеевны стала Анной Самуиловной, а папа вместо Абрама-Ицхова Иоселевича стал Абрамом Иосифовичем. С этими новыми именами они и прожили свою жизнь.
***
...Старшая сестра моей мамы Ревекка Шмулеевна, которая пригласила ее в Ярославль, была замужем за Липманом Моисеевичем Мейеровичем. Он приехал в Ярославль из Литвы в 1919 году и устроился работать на фабрику «Североход». В дальнейшем он стал главным специалистом в ОТК по военной обуви и имел личное клеймо. Его жена, сестра моей мамы, была больным человеком с тяжелым пороком сердца. Вопреки запретам врачей, она родила двоих сыновей - Моисея и Маркуса.


Липман прекрасно знал язык идиш, и дома у него была целая библиотека книг на этом языке. Один-два раза в месяц в доме Мейеровичей собирались еврейские пары, и дядя очень артистично читал Шолом-Алейхема. Эти литературные вечера продолжались до начала Великой Отечественной войны. Завсегдатаем на них была моя мама, тоже прекрасно знавшая идиш. Иногда ее просили спеть - у нее был хороший голос и громадный репертуар задушевных еврейских песен.
Старший сын Мейеровичей Моисей (Михаил) родился в Литве в 1910 году. Он получил домашнее образование у частных учителей, которые отмечали особую одаренность мальчика, а затем поступил в Ленинградский литературный институт. Моисей прекрасно знал идиш, а будучи студентом стал изучать иврит и собирать материал для задуманной книги о Шлимане.
По окончании института Моисей переехал в Москву и стал работать в издательстве «Молодая гвардия», где в его обработке выходит ряд детских и юношеских книг. В 1938 году выходит его книга «Шлиман», и его принимают в Союз писателей СССР. Перед одаренным писателем открываются новые горизонты, но... 22 июня 1941 года начинается Великая Отечественная война, и Моисей уходит на фронт.
Сжимается кольцо окружения германской армии у Сталинграда, расчлененной на две части - южную и северную. 31 января 1943 г. капитулировала южная группировка, а 2 февраля и северная, но отдельные очаги еще несколько дней продолжали сопротивляться. И именно 2 февраля 1943 г. Моисей Мейерович получает смертельную рану в живот. Его пытаются спасти, кладут на носилки, чтобы переправить через Волгу в госпиталь, а в это время политрук из штаба приносит сообщение: «Михаил Мейерович вызывается в Москву, в издательство ЦК ВЛКСМ «Молодая гвардия». Но приезд в издательство не состоялся... Через несколько часов Михаила Липмановича Мееровича не стало.
Книга Михаила Мейеровича «Шлиман» дошла до читателей и в 1966 году была издана второй раз. Книга открывается вступлением литератора К.Андреева «Дело жизни Михаила Мейеровича», где сказано много ярких, восторженных слов о ее авторе, удивительном, талантливом человеке, рано ушедшем из жизни.
Брат Моисея Маркус Мейерович родился в Паневежисе в 1914 году. Он окончил среднюю школу в Ярославле, все время участвовал в школьных театральных постановках, устраивал домашние спектакли, хорошо танцевал и пел. Маркус был веселым, красивым человеком с большим чувством юмора и смекалкой. Он окончил Ленинградский педагогический институт, но педагогом не стал, а стал артистом, работал в ансамбле песни и пляски Северного флота, а затем - одним из руководителей ансамбля.
В самом начале войны Маркус Мейерович, выступая на военном корабле, взрывной волной был сбит с корабля и погиб, а все участники ансамбля остались живы.Не выдержав потери сыновей, Ревекка Шмулеевна умерла в 1944 году в возрасте 54 лет. Липман Моисеевич прожил после ее смерти еще 24 года. И в 90 лет он оставался очень интересным и общительным человеком. Липман Моисеевич умер в 1969 г. на 93-м году жизни.
***
.. Когда моя семья приехала в Ярославль, город был только после белогвардейского мятежа, много домов разрушено пушечными ядрами. Родители получили две комнаты в коммунальной квартире с дырой от ядра. Отец поступил работать на биржу труда бухгалтером (имел он и такую специальность), а через некоторое время был приглашен работать в аптекоуправление и стал совмещать две работы. В 1929 году отца посылают в Любим Ярославской области, там он открывает несколько аптек. Семья поселяется при аптеке в помещичьей усадьбе. Иногда я вспоминаю, как зимой волки подходили прямо к дому и очень страшно выли. Жили мы там всего год, а потом переехали в Ростов Великий. Папа стал заведовать 1-й аптекой и также организовывать аптеки по всей ростовской округе. Работа эта в то время была довольно опасной, был развит бандитизм, но поездки отца приносили большую пользу семье: в 30-31 гг. стоял голод, отец привозил из деревень много овощей, мог купить мед, муку. Но главное, что спасло семью от голода - это посылки из Поневежа от маминых родителей.
Небольшое отступление. В нашей квартире, состоявшей из двух комнат (жили мы тогда при аптеке), одна комната была очень большой, в ней стоял дубовый стол и довольно часто вечерами собиралась интеллигенция Ростова. Врачи, фармацевты, учителя. Среди них были и поэты, певцы, ораторы. Мама моя прекрасно пела, знала много песен. Все увлеченно играли в лото, кон был небольшим, но играли азартно. Но самое главное, почему я об этом вспомнила, - мама к таким посиделкам в двух больших чугунах парила свеклу и репу. Это было лакомое угощение для столь большой компании.
Вспоминается мне еще одна праздничная складчина. Накануне праздника пришел мамин знакомый рыбак по фамилии Ганюшин и предложил щуку длиной 1м 25 см, поймал он ее в озере Неро, продать не мог, кому нужна такая громадина? Мама переговорила с друзьями и приготовила из этой огрмной щуки фаршированную рыбу. Готовила мама прекрасно, и потом еще долго все вспоминали об этом вкусном событии.
Так мы жили в Ростове до 1935 года, а потом переехали в Ярославль. Брата отправили учиться в Ярославль еще раньше. В Ростове его затравили старшие ребята, которые были связаны с бандитами; они требовали, чтобы он украл в аптеке эфир для усыпления людей в поездах. Брат отказался, и его жестоко избили, некоторое время он лежал в больнице в Ярославле.
Итак, он стал учиться в школе имени Карла Маркса, в то время в Ярославле это была самая престижная школа. По натуре он был лидером. Его сочинения отмечали как лучшие, он прекрасно рисовал, имел категорию по шахматам, побеждал в соревнованиях. Писал стихи. Рисовал шаржи и к ним сочинял эпиграммы, видимо, иногда и на учителей на последней странице тетради, за что папу не раз вызывали в школу.
Отец много работал, был очень увлечен созданием лекарств от кожных заболеваний. У него было очень много созданных им прописей, и одна из них спасла ткачих кордной фабрики от профессионального кожного заболевания. Одновременно с заведо-ванием аптекой он курировал строительство нового здания аптеки на проспекте Ленина, 8. К сожалению, в новом здании ему работать не пришлось.
В 1937 году продолжалось интенсивное строительство резиноасбестового комбината, приезжало очень много специалистов, со многими из них папа был хорошо знаком. Он был очень добрым, хорошо образованным человеком, людей влекло к нему. Но мы жили в страшное время. Специалист, некоторое время поработав, исчезал, чаще всего ночью, и больше уже не возвращался. В конце лета 1938 года мой отец был вызван в серый дом, а домой вернулся больным. Тогда в Ярославле был очень знаменитый терапевт Залкинд Рафаил Львович, мама вызвала его к папе, и он поставил диагноз: острый приступ грудной жабы (инфаркт миокарды). Через 14 дней отец умер. Ему было всего 48 лет. По какой причине его вызывали, он маме не сказал, на ее вопросы сжимал губы, прикасаясь к ним пальцем.

В 1939 году брат окончил школу. При всей нашей бедности у мамы была мечта, чтобы дети получили высшее образование. Брат, надеясь на стипендию, поехал в Москву, поступил в юридический институт и устроился художником на ВДНХ. В Москве жила мамина подруга еще по Поневежису Любовь Ефимовна Нейман. Эта женщина старалась, насколько могла, помогать Иосифу.
Наша любимица и наш ангел-хранитель, человек необычайной доброты и благородства, Любовь Ефимовна Нейман, родилась в 1894 году в местечке около Поневежа. Когда она поехала учиться в Поневежскую гимназию, судьба свела ее с семьей Левитов. Она сняла у них койку и стала питаться в их маленькой столовой, подружилась с моей мамой Ханой-Хайцей Шмулеевной.
За два года до окончания гимназии у Любы умирают родители, и она вынуждена оставить учебу и идти работать, но в ситуацию вмешивается мамин отец. Он говорит Любе: «Оставайся жить у нас, спи с Ханой, при большой семье еще один ротик не помеха». Так Люба жила в семье Левитов два года, как дочь. В первые годы советской власти Люба поехала в Москву, поступила во 2-й Московский медицинский институт и по его окончанию осталась врачевать в Москве. Своей семьи у нее не сложилось, и она всю жизнь, как могла, помогала нашей семье. Тетя Люба приезжала к нам в Любим, Ростов и Ярославль. Всегда с подарками. Одевала и обувала нас, особенно после смерти папы. Она помогла маме, и я окончила институт. Бывали такие времена, когда я была полностью одета в вещи тети Любы.
В 1941 году она добровольцем ушла на фронт и с фронтовым госпиталем дошла до Берлина. После Победы возвратилась в Москву, в свою семиметровую комнатушку в Столешниковом переулке. Коммуналка была бывшей гостиницей, описанной Гиляровским, коридор с комнатами тянулся на 120 метров. Она жила в этих «хоромах» до 72-го или 73-года, пока это здание не было снесено. Мы, когда приезжали к тете Любе, умудрялись размещаться в этой комнате втроем или вчетвером.
Вспоминается еще из тех времен, что мама в каждый свой приезд в Москву обязательно с Любой ходила в Еврейский театр. Они очень хорошо знали идиш, были знакомы с ведущим артистом театра Вениамином Зускиным, который был родом тоже из Поневежа.
До 71-го года Люба работала председателем ВТЭК района. Строгая, неподкупная; во время «дела врачей» ей было предложено подать заявление об уходе, но она сказала: «Есть за что - увольняйте, сама я не уйду». Там, видимо, не нашли, к чему придраться, и она осталась работать. Эта добрая, милая женщина умерла в 86 лет, заснув на диване. О такой смерти она все время молила Б-га, и он этим наградил ее, не дав стать обузой для людей.
Для нашей семьи Любовь Ефимовна Нейман была талисманом, советчиком и лучшим другом. Даже мои дети были обласканы и одарены ею. Светлый образ этой женщины, второй мамы, я сохраняю всю свою жизнь.
... В 1941 году Иосиф закончил два курса института и был призван на трудовой фронт строить укрепления перед Москвой. Всей группой они записались на фронт защищать Москву. Он даже не приехал домой проститься. Все события происходили молниеносно, как и само начало войны.
Через некоторое время мы с мамой получили письмо, в котором говорилось о том, что редакция одной из фронтовых газет напечатала корреспонденцию Иосифа - рассказ с фронта - и просит его подъехать в редакцию. Так он стал корреспондентом фронтовой газеты «Вперед на Запад».
Какое-то время их дивизия сражалась на Ленинградском фронте в районе реки Ловать. Я помню несколько слов из стихотворения, которое он прислал после выхода из окружения:
... Тяжело нам, друг, умирать
На далекой реке Ловать...
Широка, глубока Ловать...
Из окружения, как он нам писал, вышло 10-15 процентов солдат. Умирали от голода целыми ротами. Иосиф прислал фотографию того времени. Он был худ до неузнаваемости, его кудрявая, пышная шевелюра превратилась в соломенные пряди с сединой. Потом уже все восстановилось. Он писал, что его спасла закладка фундамента его здоровья в далеком детстве. Наша еврейская мама ставила правильное питание на первое место. Мы были очень плохо одеты, но серебро маминого приданого, доллары, присылаемые ее родителями, - все шло в торгсин и только на питание детей.
Армия перешла в наступление. Иосиф стал офицером и прислал нам аттестат. Мы стали чаще переписываться. Он посылал нам газеты со своими очерками и стихами. Я отправила ему свою маленькую фотографию, и ответ его до сих пор хранится в моей памяти:
... Жизнь изменчива, и как знать,
Все на свете случиться может.
Только хочется целовать
Эти губы, что стали строже,
Только хочется, чтоб глаза,
Что на фото полны печали,
Не печалила больше слеза,
Чтоб они огоньком сверкали...
Чтобы вошел я в дом,
В дом, где мать и сестренка Рая,
И сказал им об одном:
«Вас с Победою поздравляю!»
А пока - фронтовые дни,
Разрываются мины где-то.
Мы, сестренка, с тобой одни,
Ты на сердце моем согрета.
По окончании войны Иосиф находился в Риге, оттуда он поехал в Поневежес и узнал, что дедушка и бабушка, мамины младшая сестра Гинда с семьей и брат с семьей были взяты в гетто и погибли. Брат не смог найти никого из наших родственников. По словам мамы, погибло 12-15 человек ее близких родных.
Дивизия, где служил Иосиф, была переведена в Москву, и он с большим трудом уволился из Армии. В ТАСС СССР у него оказался знакомый, который ему подсказал: будешь выправлять паспорт, постарайся изменить отчество и национальность и получишь место в «Комсомольской правде». Иосифа это предложение возмутило и оскорбило. Фронтовики возвратились с грязной войны чистыми и наивными, они не знали, что и в России тучи уже сгущаются над евреями, несмотря на то, сколько их погибло от рук нацистов.


Иосиф с женой, фронтовым хирургом Софьей Замвелевной Бак, уехал в Читу и стал работать в читинской областной газете заведующим литературным отделом. В Чите вышло несколько его книжек - фронтовых воспоминаний, юмористических рассказов, а после поездки в Китай он написал книжку «В стране Чжунго» - заметки туриста (1956). В книге, описывая свою поездку, Иосиф восхищался работоспособностью, непритязательностью китайцев, их одержимостью в выполнении поставленной цели. Он предвидел их будущее процветание, которого они добьются своей дисциплинированностью и обязательностью.
На востоке в Чите ему очень хорошо работалось, но тянуло ближе к дому. Получив предложение из Куйбышевской областной газеты, он переезжает туда. Но его все время влечет Ярославль, и он исполняет свою мечту и переезжает в Ярославль. Начинает работать в газете «Северный рабочий» заведующим сразу двух отделов. К тому времени муж маминой старшей сестры остался один и Иосиф c женой стал жить у него. Через два года он получает квартиру на Рыбинской улице. В Ярославле много печатается, редкий номер газеты выходит без его статей, очерков, фельетоновили рассказов. Но при всем его желании жить в Ярославле, судьба складывается по-другому. Женщина из Читы рожает от него мальчика, он все время мечтал о ребенке. Дружески расставшись с первой женой, он уезжает во вновь образовавшуюся семью. Вместе с семьей он переезжает в Минск, где получает место корреспондента, а затем и выпускающего редактора ТАСС Белоруссии. Там он и работал до конца своей жизни - до 1981 года.
Он жил в Минске, имел интересную творческую работу, но по-прежнему рвался в Ярославль, а после того, как перенес инфаркт, стал говорить и писать о том, что белорусская земля каменистая и твердая, и он хочет быть похоронен на родной и мягкой Ярославской земле. Надо же было такому случиться, что он приехал в командировку в ТАСС СССР и на пару дней поехал навестить нас в Ярославль. Через два дня, 15 сентября 1981 года, ночью он скончался от инфаркта. Похоронен на еврейском кладбище в Чурилкове.
Сын его Михаил Иосифович окончил Московский автодорожный институт, но пошел по стопам родителей и стал журналистом. Сейчас он издает газету «Авторевю», являясь ее главным редактором и владельцем. Продолжает род Подорожанских и его сын.
... Я же всю жизнь прожила в Ярославле. Долгое время мы с семьей жили на проспекте Ленина (тогда проспект Шмидта). В далекие военные годы тяжелее всего нам с мамой пришлось зимой 41-го и 42-го годов. Квартира не имела парового отопления, надо было топить печь, а дров не было ни полена. Поставили, как все тогда делали, чугунку. Вечером, когда стемнеет, выходили собирать щепки около сараев. Было стыдно, но это была единственная возможность немножко согреться и вскипятить воду. Электроплитка перегорела, а покупка спирали для нее стоила 400 рублей, мамина зарплата медсестры была 410 рублей. Карточек на крупу хватало на 10 вермишелевых супов на фабрике-кухне, остальные дни брали щи. Сливали воду и этим питались. Хлеба на двоих в день мы получали 700 гр.
У меня с того времени сохранилась любовь к досочкам и палочкам; увижу какую-нибудь досочку, остановлюсь, посмотрю и вспомню, как много они для нас значили. Около дома была большая колючая изгородь, там стояла какая-то воинская часть. Однажды военный паренек, видимо, наблюдавший, как мы собирали щепки, оглянувшись по сторонам, перекинул нам через проволоку толстую доску. И у нас был «горячий» праздник.
Помню, как-то пришла из школы, села делать уроки, очень хотелось есть, а дома - хоть шаром покати, ничего съедобного. Мамы нет, с работы придет поздно. Вдруг взгляд мой падает на верх шкафа. Там давно, еще с того времени, когда папа был жив и занимался приготовлением кожных снадобий из проросшей ржи, лежал мешочек с ржаным зерном. Достаю эту рожь - сухая, ничем плохим не пахнет. Беру маленькую деревянную кофемолку и начинаю дробить зерно маленькими порциями. Постепенно получается мука. Вода, соль есть, даже немножко масла в бутылке осталось. Замешиваю оладушки. Беру кастрюлю-утятницу и на нее переворачиваю электрический утюг, он нагревается. Прямо на гладь утюга я наливаю свое тесто, одну-две ложки, оно не растекается, жарится. Наверное, это были самые вкусные оладушки в моей жизни. Я накормила ими и маму, когда она пришла с работы, ей тоже понравилось. Так мы и съели этот случайный запас. Варили кашу, жарили оладушки, но, конечно, уже не на утюге.
Как только заканчивалась учеба, нас посылали в колхозы и совхозы. Осенью 41-го года мы всем классом молотили лен, мальчики еще не были призваны в армию. Жили в заброшенном доме. Не мылись целый месяц, но были сыты. Надо было обмолотить 350 снопиков, справлялись с большим трудом, но время было такое, ныть было нельзя.
За 1941-42 учебный год, учительница физики научила нас тракторному делу, по картинкам мы изучили трактор. Весной нас направили в пригородный колхоз прицепщиками. Трактористу было лет четырнадцать-пятнадцать. Мы с подружкой, с которой дружим до сих пор, должны были ехать сзади и поднимать и опускать плуг, культиватор, сеялку, и так всю посевную.
А все лето и осень мы работали в пригородном совхозе. Осенью начиналась уборка картофеля на семенном участке. Выращивали сорт Лорх. У нас отбирали сумки, проверяли карманы, чтобы мы не утащили картофель, но за 2-3 картошинки не ругали. Мы их не ели, а собирали и мечтали посадить весной. Немного картофеля нам дали за работу, и собрался у меня мешочек килограмм на десять.
В холодную зиму 42-го и дома тоже было очень холодно. Вечером топили, чем придется, нашу буржуйку. Комната нагревалась. Мы грели одеяло, подушки, ложились спать, а в ноги клали заветный мешочек. Утром вставали и в теплую постель под подушку и одеяло убирали мешочек, т.к. в комнате к нашему приходу было ниже нуля градусов. И так изо дня в день всю зиму мы проделывали эту операцию.
Весной я купила интересную брошюрку, как из малого количества семенного материала сделать много. Усердно, точно по книге я весь наш золотой запас разрезала на кусочки, в каждом кусочке по два-три глазка, и разложила на подоконник (благо у нас была солнечная сторона). Мама, придя с работы, была в ужасе, что я загубила все наши надежды. Погоревала, поплакала даже, но что сделано, то сделано.
Пришло время посадки. Маме выделили кусок газона около поликлиники. Участочек мы вскопали вдоль и поперек, посадили точно по этой книжке, хорошо ухаживали. И стали мы уже опасаться за сохранность нашего урожая. Как-то во время своего дежурства мама велела мне осторожно посмотреть, что выросло под веткой. Я, посмотрев, сообщила, что нащупала большой камень. Когда не было вокруг людей, мы достали этот камень - это была картошина величиной с большой кулак. На следующее утро мы начали копать. Рядом останавливались люди, дивились, завидовали. Несколько человек принесли ведра с картофелем и стали менять у нас за несколько картошин. Мама, одолжив у кого-то коляску, возила картофель домой. Расстояние от больницы до дома где-то около километра. Возились мы целый день. Радости было много, голод был преодолен. Я была рада вдвойне - книжечка не подвела. Может быть, этот случай из жизни повлиял на мой выбор профессии - я стала ученым агрономом.
... Я окончила 37-ю школу, неплохо училась и могла бы поступить, наверное, в любой институт. Тогда это было проще. Почти все девочки из нашего девчоночного класса, и я в том числе, подали заявления в Ленинградский институт железнодорожного транспорта, куда и были приняты. Один год я проучилась, а потом с Лениграда была снята блокада, и институт срочно возвратили в Ленинград. Ехать в другой город мне было нельзя. Мама получала всего 410 рублей, мы жили так скудно, что сейчас и представить невозможно. Мама очень хотела, чтобы я училась, но этот отъезд ее бы сгубил, за время войны у нее дважды была острая дистрофия.
Я осталась в Ярославле, благо тогда открылся рядом с нашим домом сельскохозяйственный институт, и поступила на агрономический факультет. Я совершенно не представляла себе, что будет со мной в дальнейшем, но там давали обеды, добавочный хлеб. Как я ранее описывала, у меня уже был небольшой опыт сельскохозяйственного труда: начиная с восьмого класса, нас каждое лето посылали работать в совхоз, земли которого начинались от Московского вокзала и с некоторым перерывом тянулись до теперешнего НПЗ. Работа в совхозе спасла нам с мамой от голодного существования: заработанное нам отоваривали разными овощами.
В 1942 году я получила за работу килограмм десять сахарной свеклы. Моя мама, добрая душа, первое, что сделала, - купила на базаре клюквы, сварила со свеклой повидло и собрала весь подъезд на чаепитие. Чай был морковным, а повидло каждый намазывал на собственный кусочек хлеба, но это было прекрасное чаепитие в честь дня Октябрьской революции. Тогда народ жил очень дружно, детей в подъезде было человек двенадцать, и все старались, чем могли, помогать друг другу.
... Я часто вспоминаю свою любимую маму, размышляю о ее жизни, о том, что у умной, красивой, талантливой женщины не было своего личного женского счастья. Она видела свое призвание в том, чтобы помогать другим людям, заботиться о них, принося себя в жертву.
В нашей семье жила няня, малограмотная, некрасивая женщина, но очень к нам добрая и ласковая. С точки зрения женской красоты она с мамой не имела никакого сравнения, но... после скоропостижной смерти отца мы узнали, что она от него беременна. Для мамы это, конечно, был страшный удар, тетя Люба забрала маму в Москву и почти три месяца лечила ее от двойного нервного потрясения. Мы с братом остались на попечении няни, а к приезду мамы из Москвы няня от нас уехала. Долгое время мы ничего о ней не знали.
Началась Отечественная война, мама работает в больнице, в госпитале почти круглосуточно. Бомбежки, холод, голод. К 1944 году положение несколько улучшается. И тут появляется в нашей коммуналке наша няня, похожая на нищенку, а с ней маленький, дистрофичный, плохо говорящий, отстающий в развитии пятилетний ребенок. Няня бросается к маме в ноги, просит прощения и умоляет оставить ребенка у нас. Мама бы по своей мягкости и сердобольности оставила их обоих, но мнение соседушек было бы насмешливо осуждающим, и мама делает так: оставляет ребенка у нас, а няню посылает найти работу и общежитие, что та и сделала, став уборщицей в бане и получив маленькую комнатку где-то в бараках рабочего поселка.
Мама, выдавая мальчика за своего племянника, начала борьбу за его здоровье. Получила для него диетическое питание. Он не знал, что такое сахар, белый хлеб. Он сытым ложился спать, но не мог заснуть, если под подушкой не лежал кусочек хлеба. Мама проконсультировалась с логопедом. Начала выполнять все его указания, и мальчик стал правильно выговаривать буквы и слова, окреп. Благодаря московским приятелям, у которых было два сына постарше, мы моего названного братика очень красиво и нарядно одели. Мама лечила его, обращалась к специалистам, доставала ему путевки в санатории, но у него обнаружили ревматизм сердца, болезнь, которая мучила его всю жизнь.
В школу Валюша пошел с подготовкой на уровне остальных ребят. Он продолжал жить у нас около десяти лет. Пару лет спустя после их приезда мама свыклась со своей болью, няня стала часто быть у нас.
Так эти женщины стали мирно сосуществовать, даже помогая друг другу в невзгодах. В 1949 году я вышла замуж, и мой муж очень сочувственно, с любовью относился к этому десятилетнему мальчику, а Валюша его просто боготворил.
По просьбе мамы мы водили его на дневные представления в театр, особенно когда приезжала опера. Мама все время следила за тем, чтобы он по возможности гармонично развивался, много читал, и он вырос хорошим человеком. Валюша успешно окончил школу и поступил в педагогический институт на исторический факультет.
Я считаю, что мама совершила благороднейший человеческий подвиг.
На протяжении всей жизни мы дружили с Валей, чувствовали себя близкими родственниками, помогали друг другу выходить из трудных ситуаций. Мои дети тоже любили Валентина. К сожалению, он, как и мой старший брат, прожил всего 60 лет.


..Еще до окончания института я вышла замуж за фронтовика, студента технологического института Игоря Иосифовича Королёва. Весной 1950-го я получила диплом «ученого агронома» и распределилась в наш горзеленхоз, а в конце года у меня родился наш первенец - Юрик. В декретном отпуске я была всего 35 дней, а потом вышла на работу, стала техническим руководителем городского зеленого хозяйства, в котором и проработала более десяти лет.


Втянувшись в работу, я поняла, что это мое призвание, что этому занятию я никогда не изменю. Создавать красоту, преобразовывать город, выращивать цветы, делать букеты, оформлять сцены театров и клубов, доставлять людям радость - все это меня очень и очень увлекало. Особенно много для озеленения и цветочного оформления города было сделано к 950-летию Ярославля. Тогдашний председатель горисполкома Юрий Дмитриевич Кириллов много внимания уделял озеленению города, его чистоте и красоте. В 1960 г. вышел указ Верховного Совета РСФСР о награждении большой группы ярославцев грамотами Верховного Совета за большой вклад в благоустройство города. Этим указом был награжден Юрий Дмитриевич Кириллов, этим указом был отмечен и мой вклад в красоту Ярославля.
В те годы я была депутатом Городского Совета и познакомилась с директором НЯ НПЗ, он был руководителем одной из групп депутатов. Мы понравились друг другу: большие энтузиасты, влюбленные каждый в свою работу и профессию. Он стал говорить, что ему нужны на завод именно такие люди. Строительство завода было объявлено комсомольской стройкой. Борис Павлович Майоров, опытнейший строитель, так красиво описывал будущее завода и возможность создать тепличное хозяйство, что я согласилась на его предложение и в конце 1961 г. перешла работать на завод. В течение 7 лет я ездила на завод с проспекта Ленина (это очень дальнее расстояние), т.к. обещания и квартиры, и теплицы сразу выполнены не были. Борис Павлович тяжело заболел, ослеп, а заменивший его человек никаких обязательств по отношению ко мне не имел, и пришлось затратить немало сил, чтобы в этом многотысячном коллективе показать свои организаторские способности, проявить свои знания и умения, чтобы мне поверили и оценили мои профессиональные способности.
Коллектив нашего участка озеленения был более 30 человек, я старалась их влюбить в свое дело, и мне это удавалось, я старалась внушать своим подчиненным, что мы не только работаем, а создаем красоту, которой любуются люди, а значит, помогаем красиво жить. Мы построили много зеленых скверов, парков, озеленили пионерский лагерь и профилакторий. Конечно, тогда было время энтузиазма и трудового порыва. К нам на субботники выходили по сто-двести человек. Директора всячески способствовали этому, организовывая народ, давая технику и средства.
Мне приходилось ездить по питомникам вплоть до Кавказа, таким образом в парке было собрано более 50 различных культур. Мы принимали участие в ежегодных областных, городских и районных выставках охраны природы, каждый раз занимая призовые места, получали грамоты, премии, призы, дипломы. Я свою трудовую жизнь вспоминаю всегда с радостной улыбкой, т.к. она мне приносила большое удовлетворение.
При всей моей увлеченности работой, я много внимания уделяла своим детям. Всегда помогала мне в воспитании детей моя мама - умная, образованная женщина, любившая читать, и многое из того, что любила, привила моим детям. И сын, и дочь имеют высшее образование. У нас в семье всегда был такой настрой, что дети с первого класса знали, что должны учиться долго и успешно. Теперь уже можно сказать, что дети достигли в жизни немалых успехов. Сын после окончания политехнического института 27 лет проработал на заводе синтетического каучука, пройдя путь от рядового инженера до генерального директора. Не менее успешны и дела моей дочери Ольги. С отличием окончила музыкальное училище, вышла замуж за композитора Якова Лазаревича Казьянского, родила двух дочерей, успешно закончила Горьковскую консерваторию.


На фотографиях - Раиса с дочкой Олей и внучками, Ханна с правнучками
В 1996 году, являясь преподавателем музыкальных предметов в школе искусств, выиграла конкурс и стала «Учителем года Ярославской области», в 1998 году дочери были присвоено звание «Заслуженный учитель РФ».
Так вот, получается, что и в семейный делах я очень счастливый человек, ведь успехи моих детей - сама большая родительская радость. Хочется рассказать еще об одной моей радости: у обоих моих детей прекрасные семьи, и дочь, и сын отметили серебряные свадьбы на фоне нашей с мужем золотой. Радуют мое сердце и внуки: Костик, сын Юрия, после окончания технического университета работает вместе с отцом, недавно у него родился сын Георгий, мой правнук; Аня и Катя окончили педагогический университет, замечательно поют на идише песни, которые когда-то пела их прабабушка. Вот сколько радости в моей жизни.
2003
P.S. Раиса Абрамовна умерла в 2016 году в Ярославле.